Точка зрения
Сейчас часто говорят о толерантности. А мне больше нравится слово интернационализм. Как коммунисту, как человеку, который буквально с молоком материнским это чувство впитал. Так получилось, что матерей сразу после рождения было у меня две: родила одна, а спасла, кормила первые два месяца жизни — другая.
Я в 1954 году родился, в поселке Аксу, что неподалеку от Степногорска. В послевоенные годы поселок назывался Сталинск, было в нем налажено крупное золотодобывающее производство. На рудниках, шахтах и артелях трудились вольнонаемные местные жители, депортированные немцы, поляки, ингуши, венгры… До реабилитации народов было еще далеко. Разруха послевоенная ощущалась, жили трудно, но вражды между людьми никакой не было. Помогали друг другу, поэтому и выжили. И я в том числе.
Роды у мамы были очень трудные. Акушер спросил отца: «Кого спасать — жену или ребенка?» Отец сказал: «Жену». Не знаю, теперь уже и не узнаю никогда, как это было. Могу предполагать, что младенец признаков жизни не подавал, меня положили в сторонке, акушер был один, он мамой занимался. Когда заплакал, это услышала только санитарка — полька. Ей сказали, что роженица умерла. Отец — в шахте, на работе. У нее самой был младенец, она, не раздумывая, взяла меня к себе, кормила почти два месяца. Родители считали меня умершим.
И тут моя кормилица узнает случайно: «та казашка, что родила, жива, домой уже давно выписали». Она разыскала родителей, приносит меня: «Вот ваш сын». Можете представить их состояние! Она никакой награды не ждала, но отец на радостях отдал все свои «боны», были тогда такие чеки, которые «отоваривали».
Через три года жизнь мне спасла русская женщина. Родители рассказывали, заболел так, что и врачи, и казахские народные целители — емши говорили, что ничего не могут сделать: ребенок умрет. Отчаявшийся отец обратился к русской знахарке — бабе Гале. Она сказала: лечу только крещеных и этого вылечу. Родители были на все согласны. Как меня окрестили, не помню, но выжил.
Принес меня отец к деду. Он мудрый был, хадж совершал, намаз читал. Отец повинился, рассказал, как было. Дед сказал: «Правильно сделал» и повесил мне на шею свой тумар. Так лет до 12 я и ходил с крестиком и тумаром на шее. А потом уже — пионерский галстук.
Когда вступал в комсомол, дед сказал: «Молодец. В партию тоже вступай. Я читал Программу КПСС и Коран, там много общего, плохому не учат».
До сих пор помню вкус первого яблока, которое я попробовал. А дала мне его за хороший ответ моя первая учительница, немка Мария Петровна Киссель. Они с мужем, как все тогда, жили небогато. Но она нас подкармливала, сладости дарила.
Учителя все были замечательными. Вообще, мы в поселке одной семьей жили. Отец мой рано умер, у мамы семеро детей оставалось. Семья моей классной руководительницы Галины Васильевны Проценко-Быбочкиной, русские Жугановы, немцы Лебзак и Ваккер, украинец Бондаренко, поляк Шатный и другие помогали нашей большой семье. Моя мама всегда была готова помочь тете Ане, бабе Шуре, аби Назипе, всем, кто в помощи нуждался. На национальность не смотрели. Это и есть настоящий интернационализм.
Бейсенбай МАЖИТОВ, первый секретарь Акмолинского филиала КНПК.
