Гость нашей редакции – заслуженный артист Республики Казахстан, главный режиссер столичного Государственного академического русского театра драмы им. М. Горького, обладатель гран-при шести международных театральных фестивалей Бекпулат Парманов – собеседник очень искренний, интересный, временами – неожиданный. Поэтому мы решили изложить беседу с ним по принципу «ни убавить, ни прибавить», максимально близко к оригиналу.
Было так…
— Наша казахская семья жила в Ташкенте. Моя родная сестра окончила школу с золотой медалью. Ее премировали путевкой: Москва, Ленинград, Прибалтика, Кавказ, Киев… Вернувшись, сказала: «Лучше Ленинграда нет».
И только поэтому, решив после школы поступать в медицинский институт в Киеве, я спросил у отца разрешения до экзаменов заехать в город на Неве. Тем более, что несколько моих одноклассников решили учиться именно там.
Прилетели. Все как в стихах и песнях о Ленинграде: пасмурно, дождь, фонари старинные… Гуляем по городу, видим – очередь. Ну, явление в те времена привычное. Удивило, что в ней – только молодые люди. Подошли: «За чем стоим? Что дают?». Оказалось, что это очередь на запись для поступления в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии. Друзья мои ташкентские в шутку стали подначивать: «Что, зря стояли? Записывайся. Ты же у нас талант, в КВН участвовал». Я тоже в шутку записался.
Пришел на первое прослушивание. Это как допуск на право в отборочных турах участвовать. Слушаю других – полный восторг: «Как здорово! Какие все талантливые!». Настал мой черед – я не только не могу прочесть басню, фамилию свою не смог назвать. Голос прорезался только в гардеробе. Ну и пошел в Киев собираться.
Вдруг слышу: «Парманов! Парманов! Вы почему ушли, вас комиссия ожидает». Невероятно, но факт, меня допустили ко второй консультации. Закрепили за каждым по два педагога, они с нами занимались сценической речью и вокалом. На второй консультации я уже смог что-то прочесть и даже сплясал что-то похожее на «Цыганочку». Словом, меня к турам допустили. Я все это время жил в самой дешевой гостинице «Колхозная», готовился, как мог, переживал очень. В Киев лететь надо, но люди в комиссии в меня поверили, как их подвести…
Поступил на актерское отделение, а конкурс в те годы был не менее 200 человек на место. Только на третьем курсе узнал, что во время консультаций члены комиссии наблюдали за моей реакцией на выступления других ребят. Оказывается, все мои эмоции на лице отображались. И очень им это сопереживание понравилось.
Жизнь студенческая… Трудная и прекрасная
Так я, казахский парень из Ташкента, без целевого направления, без единого знакомого в Ленинграде стал студентом одного из лучших (а, может, и лучшего) театрального вуза огромной страны.
Четыре года – ни выходных, ни праздничных дней. Занятия начинались в 8.50, обеденный перерыв 14.10-15.00. Последнее заканчивалось в 23.00. Каждое утреннее занятие начиналось с показа нового этюда, который мы должны были подготовить накануне, после занятий, то есть глубокой ночью.
Приболел? Температура? Разрешали на сцену не выходить, но с занятий не отпускали, пока на ногах держишься. Так что старались не болеть. Вот и судите сами, какая должна быть любовь к профессии, искусству, чтобы это выдержать. Да нам и не казалось это трудным. Это было здорово, увлекательно! С нами такие мэтры занимались!
Как в Казахстан приехал…
В 1974 году окончил вуз с отличием. От поступления в аспирантуру отказался по совету ректора. Он прекрасно ко мне относился, считал, что опыт приобрести – важнее. Распределение – по РСФСР, я же на общих основаниях поступал.
В эти дни ко мне неподалеку от института обратилась женщина: «Вы казах? Не хотите в Казахстане поработать?». Честно говоря, в моем согласии ведущую роль сыграли любовь и уважение к отцу, он всегда мечтал о том, чтобы хоть один из его семерых детей жил на казахской земле.
Пока через Министерство решали вопрос моего распределения в Казахстан, наступил сентябрь. А в начале ноября меня в амию призвали. Год отслужил в Забайкальском военном округе.
Вернулся. Свои объятия мне распростер гениальный, легендарный Азербайжан Мамбетов, поддерживал, помогал. Но в тот момент я был «отравлен» Питером, мне ужасно не хватало питерского творческого воздуха. Как услышу Пугачеву: «Ленинград, Ленинград, я еще не хочу умирать. У меня еще есть адреса…». Ну, вы помните, наверное, эти стихи Мандельштама.
Поступил на режиссерский факультет, в Софии стажировался. В Казахстан вернулся режиссером.
«Сам себе режиссер» – это нонсенс
Режиссер – профессия особая, непростая. Сейчас к ней часто относятся легкомысленно. Профессионал набирает команду: художник-постановщик, композитор, балетмейстер… Ни с одним из них нельзя работать по алгоритму: я – режиссер, вы мне подчиняетесь.
Надо разбираться в живописи, музыке. В стиле языка разных драматургов. Истинный режиссер должен сделать постановку так, как не делали до него. Сейчас – зачастую воруют. То из кинофильмов, то из других спектаклей.
Режиссеров стали готовить институты культуры. Но постановка спектаклей – это не режиссура массовых зрелищ. Это иное. Не побоюсь этого слова – сакральное.
Предел свободы режиссера? Замысел автора. Его нельзя исказить. Выбор формы – прерогатива режиссера, но надо донести суть. Если режиссер не раскрывает замысел автора, он уже не режиссер. Об этом великий Товстоногов говорил.
Бывает, читаешь «Шекспир», а Шекспира в спектакле нет. Это даже модным стало. Если отошел от замысла автора, пиши честно «инсценировка по мотивам… ».
От чего театральные школы зависят
Если говорить о центральноазиатских странах, то между нами куда больше общего, чем специфического. Потому что в основе – русская театральная школа с ее многовековыми традициями. Заложили ее в наших странах в годы войны эвакуированные деятели российского театра. И ведь не только я театральное образование получал в Питере, кто-то в Москве учился.
Специфика, конечно, есть. Знаете, как в советское время говорили: «национальная по форме, социалистическая по содержанию…». За годы независимости национального стало, конечно, больше. И уже не по форме, но и по содержанию.
Специфика зависит от характера национального, от менталитета. В Узбеки-стане, допустим, искусство представления развито куда лучше искусства переживания. Это в крови у торговых, земледельческих народов. Вы раньше казахов, торгующих на рынке, видели? И сейчас их немного и не очень у нас получается. Узбек, киргиз любой товар так распишет, так его достоинства представит, что не захочешь, а купишь. На восточных базарах такие мини-представления увидишь!
Это и на театре сказывается. Так что менталитет – вещь серьезная, на многое влияет.
Плюс – экономическое положение страны. Где еще, кроме Казахстана, проводится столько фестивалей театральных, в том числе и международных, гастрольная деятельность у нас развита. Так что мы имеем возможность «других посмотреть, себя показать…». Это очень важно, на уровень театров очень влияет.
Мы никогда не сможем быть европейским театром. И не надо. Европа сегодня учится у Востока. Символизм китайской, японской культур огромное влияние оказывает. Европейский рационализм и восточные чувства, эмоции взаимодополняют друг друга. Зачем нам, к примеру, рациональный немецкий театр? Формы находят потрясающие, но не наши.
Театр – врачеватель душ
Чем наше общество больно? Сложно сказать. Но, пожалуй, внутренней, душевной пустотой. Это общий диагноз. Мы перестали читать, общаться друг с другом вживую. Стало больше озлобленности.
Театр был необходим всегда, сегодня – тем более. Как-то принято, что мужчине стыдно плакать, даже в домашнем кругу. А в театре – нет! Даже если это спектакль, который ты поставил. Смотришь на актера и думаешь: ну как он сумел уловить и выразить то, что у меня в голове только зарождалось, вертелось-крутилось. У меня слезы потекли – какое-то очищение идет.
Театр – это катарсис. Но сегодня становится за него обидно. До зрителя трудно достучаться. Не читают. Мы ставим Гоголя, а его в школьной прогармме нет. И не только Гоголя. Пушкина, Лермонтова в учебниках стало мало.
Театр сегодня тоже болен непрофессиональными людьми. Приходят самоучки-скороспелки. Оценивают себя неадекватно. Режиссеров выпускается много. Но кто из молодых людей возглавляет театр? Они не хотят… Выгоднее поставить спектакли в качестве пригашенного режиссера в разных театрах. А воспитать труппу – это годы, а то и вся жизнь. Все меньше людей, болеющих театром. Не только у нас.
Почему в АОРДТ и почему куклы
Акмолинцы, вам повезло! Рад за вас! Директор вашего областного театра Бейбут Бахтыгереев – один из самых грамотных менеджеров по всему Казахстану. Он идет в ногу со временем, все соизмеряет с сегодняшним днем, с ситуацией, умеет сохранить лучшие традиции театра времен СССР. Часто выезжает в театральную Мекку – Москва, Санкт-Петербург. Погружается в современный материал. Приглашает очень интересных режиссеров. Рад, что меня удостоил этой чести.
Бейбут Салаватович создал Киндертеатр, потому что хорошо понимает, что туда родители приводят будущих взрослых зрителей. Уже подготовленных и полюбивших театр.
Верю, знаю, что если ребенок соприкоснулся с искусством, он уже не сможет стать плохим человеком. Это – миссия театра.
Во многом поэтому и ставлю кукольный спектакль. Не скрою, работать непросто. Актеры – не профессиональные кукольники. Начинали с азов, проводил мастер-классы. Люди талантливые – на лету обучаются.
Пьесу Супонина «Как лиса медведя обманула» ставили многие российские театры кукол. Сюжет простенький – лиса, как лисе и положено, хитренькая, медведь – простоват и радушен. Добряк. Но нам важно показать – почему медведь такой, а лиса – такая… В пьесе лиса убегает.
Ну, убежала, и дальше будет обманывать. Я хочу, чтобы маленький зритель увидел, что лиса поняла свои ошибки. Впервые начинает плакать искренне. Просит прощения. Медведь просит маленьких зрителей простить ее. Решать – детям…
Беседовала Нина МИТЧИНОВА.
