ГОСТИНАЯ «АП»
Айнагуль Мусину сегодня не нужно представлять. Даже в самых отдаленных районах области знают ее и в лицо, и по имени, хотя еще меньше года назад все было по-другому. Пандемия коронавируса, многое изменившая в нашей жизни, сделала уходящий год особенным для всех. И если предметом года можно смело назвать защитную маску, самыми часто употребляемыми словами — «коронавирус» и «карантин», то человек года, бесспорно, — Айнагуль Мусина, главный государственный санитарный врач области. О том, как она относится к критике в свой адрес и к внезапной славе, как борется со стрессами и чего ждет от следующего года, мы спросили у нее самой.
— Айнагуль Советовна, Вы помните свои первые ощущения, когда узнали о коронавирусе COVID-19? У вас, каку многих, не возникло ощущения, что все это выдумка?
— Год для меня начинался радостно, как и для всех. Мы всегда ждем от Нового года чего-то хорошего, а тут еще парные числа — 2020. Казалось, они сулят что-то хорошее. Но пандемия все изменила уже в январе. Мало кто знает, но первое постановление главного санврача республики вышло еще 6 января. Когда 26 января, в воскресенье, нас экстренно собрали на заседание штаба в Министерство, стало понятно, что ситуация достаточно серьезная. И недоверия у меня никакого не было. Если собирают экстренно, в выходной день, значит, действительно существует опасность. До этого были уже случаи с корью, атипичной пневмонией, мы получали определенные установки по усилению эпидемиологического режима. Все-таки мы имеем медицинское образование и отличаемся от простых обывателей.
— Были какие-то сложности в первые месяцы, когда было не так много заболевших?
— Главная сложность в том, что на тот момент никто не знал, что это за пневмония, как ее лечат. Вообще всегда противоэпидемические мероприятия строятся на фактах: какой инкубационный период вируса, кто источник, как ведет себя вирус во внешней среде, какая у него устойчивость. От этого зависят и меры борьбы с ним: нужно ли кварцевать помещения или достаточно проветривать, как обрабатывать поверхности и т.д. При туберкулезе, например, нужен 6-процентный дезраствор, а при гриппе достаточно концентрации 0,15%. С этим вирусом не было никакой определенности. Причем в ситуации неведения оказались и наши самые опытные санитарные врачи, с которыми мы привыкли советоваться…
Еще одна проблема была в том, что люди поначалу панически боялись — и самого вируса, и госпитализации. Нашей первоначальной задачей было защитить границы от завоза инфекции. Пассажиров, прибывших в Казахстан самолетами, международными поездами, необходимо было изолировать в карантинный стационар. Искать их нам помогали службы полиции, КНБ. Бывало, что и ночью приходили домой к потенциальным пациентам. Хорошо помню, как один из таких пассажиров, приехав из России, закрылся в своем доме и не выходил на связь. Возле дома стояли сотрудники службы ЧС, прокуратуры, полиции, медики — несколько часов пытались достучаться и дозвониться. В итоге пришлось вскрыть дверь, пациента после даже оштрафовали за то, что не подчинялся. А он сказал, что не слышал звонков… После первого летального исхода болезни, который стал также первым в стране, настоящей проблемой было найти похоронную бригаду, которая согласилась бы проводить захоронение. Сейчас таковые уже есть, они работают в ПЧК и соблюдают все меры предосторожности.
Тяжело было работать в июне-июле: получаешь список положительных результатов на КВИ и обнаруживаешь одного, другого знакомого. А потом знакомые фамилии находишь среди умерших. Тогда многие болели и боялись обращаться к врачу. Сейчас обращаются вовремя, знают, что делать. Хочется верить, что это тоже результат нашей разъяснительной работы.
— Сегодня многие говорят, что наша медицина и санитарные службы были не готовы к эпидемии, которая случилась летом. Но ведь подготовка велась, и очень серьезная…
— Конечно. Мы готовились с февраля. Проводили семинары, учения, тренировки, отрабатывали количество коек, которые могут понадобиться, вопросы привлечения медработников, приобретения необходимого оборудования. Кстати, в феврале или в начале марта на одном из семинаров нам давали прогноз, что в области будет около 3 тысяч случаев. Тогда нам в это не верилось. В марте меня еще никто не знал в лицо, и мы, не представляясь, ездили по районам и проводили тренировки в больницах. В одной из больниц «мнимым пациентом» стал наш водитель. Люди уже что-то слышали о коронавирусе. И когда он вошел в помещение и сказал: «Я прилетел из Турции, у меня температура», вокруг него просто исчезла очередь. Конечно, в первое время на этих тренировках ошибок допускалось очень много. Доходило до смешного, когда врач, как следует закутавшись в противочумный костюм, обнаруживала, что и уши закрыты: некуда вставить стетоскоп.
— Кто бы мог подумать, что противочумный костюм для нас всех станет практически обыденной вещью…
— Да что там говорить, до этой пандемии мы и сами надевали противочумные костюмы всего два раза в год на тренировочные занятия. Запаса таких СИЗ никогда не было, и заказывали мы их по старым нормам, сохранившимся с незапамятных времен. Кстати, в тот набор входила, например, косынка, которую надо было особым образом завязывать. Это сегодня мы знаем, что удобнее всего — комбинезон с капюшоном.
— Опыт постепенно приобрели.
— Да, и не только в плане экипировки. Когда вокруг Hyp-Султана были выставлены блокпосты, мы отправляли туда на подмогу санврачей из разных районов. Дело в том, что по штату в Целиноградском районе должно работать 11 человек, но фактически всю нагрузку выполняют всего трое. Жилья для специалистов нет, зарплаты невысокие, поэтому дефицит кадров в нашем ведомстве существует постоянно. Зато наши доктора, набравшись опыта, уже знали, как работать с заболеваемостью в своих регионах. Сейчас в качестве такой тренировочной базы у нас выступает Кокшетау.
— Вы говорите: кадровый голод, небольшие заработки. А как Вы сами стали врачом-эпидемиологом?
— У меня вся семья — медики. Мама и тетя — педиатры, дядя был санитарным врачом, младшая сестра мамы много лет работала медсестрой. Двоюродная сестра — венеролог. Еще один дядя, муж сестры отца, — профессор, доктор медицинских наук. В общем, выбор профессии был предопределен. Училась в Караганде. Кстати, у нас был первый выпуск после того, как Карагандинский мединститут стал академией. Пока я училась, ввели рейтинговую систему, факультет изменил название. Изменились и границы области. Я уезжала из села Володарское Кокчетавской области, а вернулась в село Саумалколь Айыртауского района Северо-Казахстанской области.
— Не пожалели, что выбрали эту специальность?
— Вы имеете ввиду, не пожалела ли в этом году? Нет. Конечно, нашей службе досталось. С февраля мы были в стрессовом состоянии. Черные мешки под глазами, впалые щеки, отросшие волосы с сединой — потому что режим ЧП, покраситься негде (смеется). Мы съели всех куриц гриль в округе, оставаясь на работе без обеда и ужина. Но со временем успокоились, привыкли к такому режиму. Сейчас для нас в полдесятого вечера сидеть на работе — нормально. И я очень хочу поблагодарить свой коллектив, всех специалистов за их внутренний стержень. Несмотря ни на что, они не пали духом, не ушли туда, где легче.
— А сами как справляетесь с нагрузкой?
— Пью витамины: видите, здесь пометка «антистресс». Принимаю витамин Д. Утром капаю его себе, и кто-то спрашивает: валерьянка? Отвечаю: не дождетесь.
— После некоторых постов о Вас в соцсетях, действительно, валерьянка не помешает…
— Первое время я читала все комментарии, очень расстраивалась. Потом поняла, что нельзя на это обращать внимание. Я не могу позволить себе расслабиться или раскиснуть. За мной коллектив: 19 управлений, 197 человек. С каждым надо поговорить, внушить надежду на лучшее. Психологом приходится быть и для некоторых пациентов. Поэтому стараюсь на негатив не обращать внимания, не реагировать. Поддерживает семья, дочка. Но я рада, что моя мама не пользуется соцсетями и не читает все это…
— Вашей стойкости можно только позавидовать. «Противостоите» бизнесу, недовольству населения…
— Я понимаю, люди устали, бизнес несет убытки. Но все ограничения необходимы, они действительно эффективны и помогают сдерживать заболеваемость. Я ведь тоже человек, сама страдаю от них. Пока выйду с работы — уже все закрыто. Между собой даже шутим: эта СЭС все закрыла, в магазин не попасть. Да, иногда есть ощущение, что борюсь с ветряными мельницами. Но потом беру себя в руки, понимаю: это необходимо. А по поводу стойкости — я, наверное, упрямая. Если верю, что делаю все правильно, то буду идти до конца.
— Это как делать укол ребенку: он плачет, тебе его жалко, но делаешь, потому что это необходимость и в конце концов ему же будет лучше…
— Наверное. Считаю: если ты хороший санитарный врач, у тебя должны быть и дар убеждения, и уверенность в своей правоте.
— Как Вы думаете, откуда взялся этот вирус, охвативший всю планету?
— У вирусологии есть свои законы и принципы. В институте нас учили: раньше большое распространение имели бактериальные инфекции. Но из-за бесконтрольного приема людьми антибиотиков могут поднять голову вирусы. Это сейчас и происходит. В следующем году санитарной службе Казахстана исполнится сто лет. Конечно, нынешний год станет особым в ее истории. Но по большому счету, задачи наши за столетие не изменились. И цель та же: санитарно-эпидемиологическое благополучие населения.
— Когда все-таки закончится пандемия?
— Мы возлагаем большие надежды на вакцинацию. Думаю, что после массовой вакцинации, которая пройдет весной, наша жизнь наконец войдет в привычное русло. По крайней мере, мы с коллегами надеемся отпраздновать День медицинского работника в июне. В этом году мы встретили его на работе…
Беседовала Владислава КОКОРИНА.
P.S. Фото к этому материалу сделано до введения масочного режима.
