Обращение к духовным истокам народа, осознание того, что пророки могут быть и в своем отечестве, все чаще подводит внимание общественности к личности учителей прошлых лет. Это происходит, видимо, по той причине, что в учителя идут в целом потенциально нравственные люди, а чистая аура детского окружения позволяет сохранить и приумножить все лучшее, что было.
Таким учителем был и мой отец Сабыр Маликов, организатор первых школ в Кокшетауской области в 20-х годах, кавалер нескольких орденов и медалей, один из первых заслуженных учителей Казахской CCР чьим именем названа крупная улица центра Кзылтуского района, человек, о котором осталась добрая память в народе.
Он родился в далеком 1906 году в многодетной семье, в двухлетнем возрасте остался без матери, а в четырнадцать лишился отца. Если к этому добавить лихолетье 20-х годов, то можно сказать, что он состоялся как личность не благодаря благоприятным жизненным условиям, а скорее вопреки. Загадка этого, вероятно, кроется в его природном потенциале, а также в духовности и нравственности патриархального уклада жизни того времени, в котором культ семьи пропагандировался как один из приоритетных ценностей в жизни человека. Братья и сестры отца заменили ему родителей, создали условия для получения образования. Уважительное отношение друг к другу, особенно к старшим, они сохранили на всю жизнь. Мне часто вспоминается трогательная сцена, когда старший брат отца Шамгон, уже будучи в довольно преклонном возрасте, отчитывал уже далеко немолодых братьев и родственников, которые с почтением выслушивали аксакала и делали «выводы на будущее».
Яркая черта, которая явно выделяла моего отца среди многих людей, как я думаю, состояла в том, что он обладал удивительной способностью видеть в людях хорошее. Говорят, когда умирает человек, то с ним умирает целый мир. Я знаю точно, что мир Сабыра Маликова был светлым и в нем было много хороших людей, причем — это были люди из нашего окружения, многих из которых мы воспринимаем, как ничем ни примечательных. Но вместе с тем он был реален и в оценке людей непорядочных, не уставал их воспитывать, хотя и понимал зачастую тщетность этого дела.
Педагогика его была в сущности бесхитростной и не была самоцелью: вообще, для него работа директором школы-интерната была прежде всего средством осуществления миссии добра и помощи.
Если в наше время, когда все ринулись в ученые, мы видим в учениках часто субъект науки, то они, первые учителя, видели прежде всего в них людей, которые нуждаются в помощи. У него не было возможности для поиска мудреных научных методов воспитания, жизнь, собственно, особого выбора ему и не давала. Она требовала простой и ясной, но тяжелой работы: помощи детям школы-интерната, многие из которых были сиротами. Что он добросовестно и делал. Но вместе с тем общение с детьми было всегда вызовом интеллекту, и потому до многих идей воспитания они доходили интуитивно, исходя из практики.
О его добрых делах пишут в центральной и местной печати до сих пор, его ученики, уже сами пожилые люди (прошло уже почти сорок лет). В них вырисовывается образ глубоко порядочного, доброго и умного человека, несколько непрактичного, беспокойного, рассеянного и наивного, но вместе с тем остроумного и оригинального. Из публикации и рассказов его воспитанников мы узнаем, что дети школы-интерната еще в те годы занимались производительным трудом: добывали соль в близлежащем озере и продавали в г. Омске, зарабатывая определенную прибавку к столу, выполняли строительные работы (кладку печей и др.), выращивали овощи и фрукты на пришкольном участке, в голой степи заложили первый парк, выполняли функции обслуживающего персонала интерната и т.д. Вся эта работа выполнялась посредством самоуправления учащихся. Многие выпускники имели возможность сделать определенные сбережения для того, чтобы после окончания школы поехать поступать в вуз. А когда эти деньги кончались, школа высылала денежные переводы своим студентам (4-5 человек), иногда эти деньги собирались просто из зарплаты учителей.
Все это осуществлялось в школе-интернате в послевоенные годы. Ученики отца, ставшие впоследствии его коллегами, вспоминают, что он искренне удивился, когда позже, в шестидесятых годах, заезжий ученый из областного центра, как новое явление в педагогике, говорил с трибуны августовского совещания учителей о производственном обучении и тех методах, которые были давно внедрены в их школе.
О человечности Сабыра Маликова можно судить и по тому факту, что в нашем доме в разные годы жили и воспитывались восемь детей, родственников и совершенно чужих людей. Одного из них, шестилетнего бездомного русского мальчика, он привез из Омска. Со свойственным ему юмором дал ему имя и фамилию — Кенес Кудайбергенов, что в переводе означает Совет Богом даренный (впоследствии он был призван на фронт, пропал вез вести).
Я не встречал ни одного ученика отца, который не вспоминал бы его добрым словом. Когда говорят о нем, то на лицах этих совершенно разных людей, разного социального положения, разного характера появляется одно и то же выражение, простое и детское, озаренное воспоминаниями об оставшемся в их детстве учителе. Все они пытаются непременно похвалить его, иногда присваивая ему и надуманные достоинства, исходящие, вероятно, из их субъективного понимания образа хорошего учителя. Например, иные из них уверены в том, что Сабыр Маликов был не только хорошим учителем математики, но и ученым математиком. «Таких математиков сейчас нет», — добавят они. Конечно, рациональный и практичный человек мог бы возразить, сказать, что они недостаточно компетентны для такой оценки. Но возражать им бесполезно, да, пожалуй, и не нужно.
Они правы в другом, а именно: в том, что мой отец был действительно интеллигентным человеком: всю жизнь учился сам, очень любил философию, математику и творчество Абая, которого часто цитировал. Одним из первых в районе, еще до войны, окончил учительский институт, а затем — физико-математический факультет педагогического института им. Абая, хорошо играл на домбре, сочинял кисса, четверостишия и остроумные эпиграммы, песни и музыку к ним (без претензии на профессионализм) и исполнял их вместе с матерью своим слабым голосом. Он планировал написать книгу о школе, учениках, о жизни, но так и не нашел время: после тяжелой и продолжительной болезни умер в возрасте 63 лет. Но его творчество, воспоминания о нем, эпиграммы и кисса остались на устах людей, о нем рассказывают, приводят его высказывания, педагогические эпизоды, которые вот уже несколько десятилетий в устах его рассказчиков невольно «обросли» в литературном контексте и превратились в легенды, как в добрые старые времена в устном народном творчестве. Я особо горжусь именно этим обстоятельством.
Среди его учеников много замечательных, известных людей Казахстана: писателей, академиков, докторов наук, артистов, деятелей производства и передовых тружеников (народный писатель Сакен Жунусов, первый диктор казахского телевидения Совет Масгутов, академик М. Джусупбеков и др.). Я всегда чувствовал поддержку и помощь воспитанников отца, которые почему-то считали себя обязанными и мне, видимо, выражая, таким образом, благодарность своему учителю. Всю жизнь я находился под ответственностью установки окружающих: «Ты сын учителя Маликова», которая удерживала меня от негативного, обязывала хорошему и вызывала стремление к лучшему. Всю жизнь я чувствую свет духовности, который исходит от аруаха моего отца.
…Известно, что звезды могут светить еще долгие годы, даже после того, как их не стало. Замечательные люди, как звезды, продолжают жить в памяти народа, озаряя добрым светом все то лучшее, духовное и нравственное, что есть в человеке. Людская память сохранила память о Сабыре Маликове как об одном из этих замечательных людей.
Турсынбек МАЛИКОВ,
доктор педагогических наук РК и РФ,
профессор кафедры КГУ им. Ш.Уалиханова,
академик Международной академии информатизации.
Фото предоставлено автором.
