Почти серьезно
После вечернего намаза Базарбай почувствовал себя плохо. Неожиданно скрутило в животе, остро закололо в правой его стороне. Боль была какой-то незнакомой и, к удивлению старика, не сопровождалась позывами. На всякий случай, вооружившись чайником, аксакал раза два сходил туда, куда люди ходят в таких случаях. Результата не было.
К ночи боль стала невыносимой. Жена, старуха Канипа, и единственный сын Аманжол засуетились, не зная как облегчить его страдания.
— Позовите муллу, — слабым голосом простонал он. — Видимо, мне на роду написано умереть от резей в животе.
Молчавший до сих пор Аманжол, которому уже надо было идти в ночное, смотреть за совхозным табуном, предложил везти отца в районную больницу.
— Торопишься отделаться от меня, — захныкал по-старчески Базарбай. — Потерпи, теперь уже недолго осталось! Никуда не поеду, 78 лет прожил, еще не разу не обращался к дохтурам и без них помру!
Аманжол обиженно хлопнул дверью, ушел, сказав, что вернется как только загонит коней в загон.
Через полчаса вернулась Канипа. Вслед за старухой, щуря подслеповатые глаза, на порог шагнул ровесник Базеке мулла Имангали. Не раз доставалось от него этому Имангали.
— Скажи мне, с какой стати, — шумел не раз он в тесных стариковских компаниях за дастарханом, ты, Имангали, стал муллой? Забыл, как мы с тобой к заречным вдовушкам бегали? Или вспомни, как в русской деревне у тамыра Василия водку пивали да свиным салом закусывали!
Имангали в таких случаях молча краснел, но, когда становилось совсем уж невмоготу от подколок друга, пытался все свести к шутке.
— Не обращайте на него внимания, — улыбался он через силу, — пользуется тем, что ровесник и болтает бог весть что!
И вот этот Имангали сейчас стоял у его предсмертного ложа.
— Что, Базеке, старый греховодник, и тебе понадобился мулла? — Имангали старался придать своему голосу шутливые нотки, чтобы не обидеть товарища, которому, может, и в правду, осталось жить считанное время. — Что же ты меня позвал? Я же, по-твоему, не настоящий мулла!
— Имеке, если можешь, прости меня за все! Коран велит прощать прегрешения близких, ты уж не обижайся на меня — всяко бывало. Ухожу я вот, кажется, час мой настал. Из старых друзей ты один остаешься в живых. Пригляди за моей семьёй, ты — человек одинокий, возьми к себе Канипу, старушка она еще ничего, шустрая — хозяйство твое будет вести. Если Аманжол жениться — отделите молодых сразу, кто знает, какая попадется сноха!
Имангали, не предполагавший, что дело примет такой серьёзный оборот, неожиданно смутился.
— Да что ты, Базеке, — замахал он руками, — какие могут быть меж нами обиды, с детства ведь вместе росли, вместе и состарились. За Аманжола не переживай — сделаем все как у людей. Если Канипа согласится, век свой скоротаем вместе.
Послышался приближающийся гул автомашины, который через несколько минут прервался под самыми окнами. В дом шумно ввалились Аманжол и шофер совхозной водовозки Калихан, парень балаболистый, но простой, веселый.
— Собирайся, отец, в больницу поедем, в райцентр. — Обычно тихий Аманжол был решителен. — Ала, помоги ему собраться в дорогу. Нечего лежать дома и охать!
В тесную кабину ни Канипа, ни Аманжол третьим не поместились. Старик и Калихан выехали вдвоём. За окном газончика мелко нудил дождь, осенний, нескончаемый. Машина, тяжело урча, наконец-то взобралась на районный асфальт. Калихан не привык долго молчать.
— Старик, помирать что ли собрался?- подкатил он к больному.
Обидеться бы на такой бесцеремонный вопрос, но Базеке почему-то стало весело и боль, вроде, отпустила.
— А что? Возьму и помру! Посмотрим, как вы будете под дождём копать могилу и хоронить по такой грязи, — мстительно сказал он.
Калихана разве этим проймешь.
— Ничего! Зато на твоих похоронах свежего мяса на дармовщинку вдоволь наедимся, — мечтательно произнес он. — Даст бог, и после поминок что-нибудь сообразим! Аманжол, думаю, не поскупится — отвалит по стольнику погребалыцикам.
Базарбай не прочь бы продолжить этот пустяшний разговор, но тут накатила новая, еще небывалая волна боли. Старик замычал, корчась в кабине. Калихану стало не по себе.
— Может, остановить машину?
— Гони быстрее, чёрт языкастый!
В больнице их словно ждали. Какие-то женщины и паренек в белом халате помогли Калихану вытащить старика из кабины, довести до больничной постели.
Спустя небольшое время, в палату вошла девушка в неправдоподобно белом халате. Невольно залюбуешься: мягкий журчащий голосок, большие влажные глаза и ямочки на щеках. Старик грустно улыбнулся, подумал: вот бы такую Аманжолу!
В следующую минуту воображаемая сноха ошарашила Базарбая:
— Поднимите низ рубашки!
Не успел он что и подумать, как она деловито задрала его застиранную рубаху и начала мять старческий живот. Бесстыжая, охал про себя старик, борясь с болью и со стыдом. Бесстыжая, как может прикасаться к голому телу чужого мужчины! И такую вертихвостку я пожелал сыну в жены. Не стоишь ты и ногтя моего Аманжола!
— Аппендицит у вас, дедушка! — протараторила бойкая девица. — Будем резать!
— Ойпырмау, что она говорит? — Абден тесед?*
Что будет, если окончательно продырявит живот? О Аллах, зачем только я согласился поехать в эту больницу? Лучше бы умер дома.
Через полчаса Базеке как жертвенного барана в курбан-айт положили на высокий узкий стол, связали бинтом крепко-накрепко руки-ноги.
— Ля-иль Алла, ля-иль Алла, — шептал посеревший от страха старик. — Вот мне создатель уготовил умереть. Хоть бы мусульманин резал, обреченно думал уже смирившийся со своей участью Базеке. На этот раз аллах был милостив: с маленьким блестящим ножом над животом склонился пожилой казах, чем-то смахивающий на забойщика с фермы Азербая. Вдруг палата, диковинно одетые врачи и сам он, привязанный, несчастный, куда-то поплыли, закружились. Базеке уснул под действием наркоза.
После вчерашней давящей хмари, моросившего целый день дождя природа расщедрилась вовсю. Проснулся он от яркого солнца. С минуту соображал, где находится — вспомнил и испугался. Жив остался, вдруг дошло до него, жив остался! Значит, еще не все отведал он в этом мире, значит, понянчит он еще внуков! Вдруг его внимание привлек какой-то неясный звук. Боясь потревожить тело, разбудить боль, осторожно повернул голову. Напротив, на соседней койке, сидели два человека в белых халатах. Вгляделся, бог ты мой, Канипа и Имангали! Старуха тихо всхлипывала, Имангали ехидно улыбался.
— Ожил, старый безбожник? Ну, как, старуху заберешь к себе или, как договорились, отдашь мне?
Базарбай тихо, одними губами и глазами, засмеялся. Смеяться было больно, но он не мог остановиться.
— Са-самому нужна, — смеялся он, — а ты, Имангали, в этом халате на дохтура похож!
Смеялись и Имангали с Канипой. Жизнь продолжалась, и она была не такой уж плохой.
Султан ДАУТОВ.
Абден тесед (каз.) — совсем продырявит.
