ГОСТИНАЯ «АП»
«Рубежный момент, который мы переживаем, обязывает каждого сознательного гражданина задуматься над ключевыми вопросами: «Чего мы достигли за эти 30 лет?», «Какую страну мы оставим будущим поколениям?», «Что еще необходимо сделать для укрепления нашей государственности?».
Эти слова Президента РК Касым-Жомарта Токаева мы не раз вспоминали в беседе с нашим гостем — известным и уважаемым во всем северо-казахстанском регионе человеке — старшим преподавателем КУ им. Шокана Уалиханова, магистром гуманитарных наук Галымтаем Тулепбергеном.
— Галымтай Маликович, в 1985 Вы окончили КарГУ им. Букетова. Конкурсы на исторический факультет и сейчас немалые, тогда же были просто огромными. Платных отделений не было. Наверное, Вам — выпускнику сельской школы с государственным языком обучения было очень сложно и поступить, и учиться?
— Конечно, я предпочел бы получать высшее образование на родном языке. Но казахских отделений тогда просто не было. И это еще одно «Почему так?», возникавшие у меня с детства. Помню, что когда мы жили в селе Новоишимское (район Габита Мусрепова (бывший Куйбышевский) СКО), на весь райцентр было всего 20 казахских семей. Я спросил у отца: «Почему нас так мало?». Отец мой — мудрый человек, фронтовик, тоже учитель истории, только и мог ответить: «Казахстан большой, нас много».
Говорил я на русском языке свободно, но с акцентом. Преподаватели у нас были сильнейшие, известные ученые. На экзаменах я отвечал так, что самым сложным для меня было доказать, что не списал. Бывало, что приходилось второй билет брать и отвечать тут же, без подготовки.
Все вступительные экзамены — и письменные, и устные — я сдал на отлично. В нашей казахской школе села Мадениет Бурабайского района учителя были отличными, требования — высокими. Ослушаться, не выполнить задание нам и в голову не приходило. А историю с детских лет я любил настолько, что в седьмом классе запоем читал «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Фридриха Энгельса.
Но, чем больше читал, узнавал, тем больше «Почему?» возникало. Тем более, что в те годы мы все умели читать «между строк», умели сравнивать. Слышим в программе «Время», по радио «Маяк», что погибли три японских шахтера. И ни слова — о десятках погибших в это же время карагандинских шахтерах. Даже в самом городе — только шепотом и только с оглядкой.
Сравнивали данные о численности казахов в начале 20-х и в 50-е годы прошлого века. И опять — «Почему. Откуда такая убыль? Почему нет роста?». Ведь вначале прошлого века среди всех центрально-азиатских народов казахи были самыми многочисленными. И понимал, что ответ нужно искать самому, в официальных источниках его не найдешь.
Получив диплом, приехал на родину своих предков в Айыртауский район. Неподалеку от нашего родового аула работал в школе, учил детей и продолжаю это делать. С удовольствием.
— События декабря 1986 года и последующий через пять лет распад СССР были для Вас неожиданностью? Как восприняла их сельская интеллигенция?
— До сих пор не могу сказать однозначно. Скорее: и да, и нет. Понимаете, в экономическом плане мы же развивались, гарантии были социальные, идеология — мощная. Феноменально, что казахские школы можно было по пальцам пересчитать, а литература казахская развивалась. Тираж журнала «Жұлдыз» был огромным, им зачитывались и городские казахи, и чабаны на отгонных пастбищах. Да и СССР я лично, как и мой отец, вступивший в Коммунистическую партию на фронте, как и многие-многие другие казахи воспринимали не как российское государство, а как нашу общую страну.
Но внутреннее ощущение несправедливости все-таки нарастало. Я учился в классе восьмом-девятом, когда отец, подвел меня к карте СССР и сказал: «Видишь, какая большая страна. Но скоро она распадется на множество небольших государств». А намного раньше, когда он разговаривал со своими друзьями, тоже фронтовиками, уважаемыми в селе людьми, я услышал, что они говорят, будто мы стали колонией. Я еще подумал: «Какая колония. Колонии же только в Африке бывают».
Потом, вспоминая об этом, думал: «Збигнева Бжезинского не читали, как же предвидели…». Наверное, это и есть то, что называют народной мудростью.
О том, что Динмухамед Кунаев сопровожден на пенсию, а руководить страной будет непонятно откуда взявшийся Колбин, я услышал по радио. Наш гениальный диктор Ануарбек Байжанбаев зачитывал официальную информацию, ни слова ни добавить, ни убавить не мог. Но он говорил таким голосом и с такими интонациями, что мурашки пошли, я понял, что что-то будет.
В Алматы (и в других городах) протестовать вышли не только студенты, но и рабочая молодежь. Требований распада СССР тогда не было. Хотели уважения к автохтонному народу и справедливости. Чтобы не только в своем доме говорить на родном языке, но и в школе, в вузе, на рабочем месте… Чтобы нас не вынуждали утрачивать историческую память, чтобы Наурыз на площади можно было праздновать всем вместе. Чтобы в мечеть ходить открыто. И чтобы не ютилась аульная молодежь на окраинах городов в общежитиях и так называемом «самострое». Квартиры выделяли бесплатно, но в зависимости от сферы деятельности. В первую очередь — на крупных промышленных предприятиях и квалифицированным рабочим. Условий для того, чтобы им мог стать аульный парнишка, плохо знающий русский язык, не было. Социальное неравенство приобретало национальный оттенок. Казахи компактно проживали на малопригодных землях, в депрессивных, отсталых в социально-экономическом плане районах.
— До он по-русски плохо говорит, — это было синонимом недалекости, малообразованности. И никто, кроме самих казахов, не задавался вопросом, а почему на казахской земле мы должны говорить на русском?
О масштабах декабрьских протестных движений мы до сих пор точно не знаем. Но, судя по принятым силовыми структурами мерам, для властей они были пугающими.
Я где-то в 20-х числах декабря 1986 года ехал поездом в Новоишимку. На вокзале в Володаровке строго следили, чтобы «больше трех не собирались». А в вагоне оказались только казахи. Вот так билеты продавали по «этническому принципу». Наверное, боялись, что эксцессы какие-то будут. Боялись, конечно, напрасно. Но многие не казахи стали к нам относиться настороженно: «Вот вы какие, столько лет таились, чего от вас дальше ждать…».
Еще один случай расскажу. Он курьезный, конечно, но показательный. В эти же дни одна наша ответственная чиновница (казашка) показывала город небольшой вьетнамской делегации, шли на завод КДА. Бдительная милиция задержала. Разобрались, конечно, быстро. Но то, что люди, живущие в Казахстане, не могли казаха от вьетнамца, вьетнамскую речь от казахской отличить, говорит о многом.
Так что в декабре 1986 года случилось то, что должно было случиться. Люди отстаивали свое национальное достоинство. Именно об этом говорил Мухтар Шаханов на съезде Народных депутатов.
А потом события покатились с такой скоростью, что мы не успевали следить за ними. Баку, Грузия, Прибалтика, Нагорный Карабах… Так что к распаду СССР мы уже были готовы. Провозглашение Независимости встретили с радостью, воодушевлением, но, многие, как и мой отец, задавались вопросом: «Что теперь будет?».
— Согласна абсолютно. Было очень тревожно, непросто. А в первые годы — особенно трудно. Что же мы обрели за эти 30 лет?
— Знаете, когда провозгласили Независимость, я сразу вспомнил 1986 год. Значит все это было не напрасно. И подумал, что нас поддерживают наши аруахи. Я не раз чувствовал их силу, но именно, когда старался совершить благое дело.
Как историк я знаю, что 30 лет — это очень немного для любого нового государства. У нас, наверное, так можно сказать, день шел за три. Демаркация и делимитация границ. Это же важнейшая и сложнейшая задача. Тем более с такими огромными соседями, как Россия и Китай.
Конституция, Герб, Флаг, Гимн, новая столица… Новые государственные институты. Все это мы встречали с восторгом. И экономические, бытовые трудности мы переживали с верой, что все это временно. Так и случилось.
Но процесс обретения подлинной Независимости — он очень долгий и сложный. Сегодня речь идет об независимости экономической, продовольственной. И что очень важно — информационной. Я осмелюсь утверждать, что мы до сих пор остаемся информационной колонией России. Почему мы так болезненно реагируем на слова каких-то депутатов Российской Госдумы? Почему о важнейших мировых событиях мы прежде всего узнаем из российских новостей?
Мы бы давно ушли от этого, если бы консолидировались вокруг государственного языка. Если бы наши телевизионные передачи, другие СМИ были оперативнее, интереснее, содержательнее. И если бы в казахских школах давали образование на порядок выше, чем в русскоязычных. Добились же этого в маленькой Эстонии. Для детей других национальностей учиться в них — это вопрос престижа и шанс на успешное будущее.
Мы не создали национальный рабочий класс. Наши специалисты в иностранных компаниях за равный труд получают меньшую зарплату, чем экспаты…
Сейчас я вижу, что у власти есть понимание того, почему так случилось, есть желание работать. Это совпадает и с нашим желанием. Так что будем крепить нашу Независимость вместе. Мы должны быть сильными.
Беседовала Нина МИТЧИНОВА.
