Мне не нужно Родины другой…

Волна массовых репрессий прокатилась по Стране Советов, ломая судьбы, разбивая семьи, срывая с насиженных мест… Сколько людей пострадало безвинно? Сколько не смогли пережить лихолетье? Ответы на эти вопросы до сих пор ищут ученые-историки. А семьи репрессированных бережно передают память о тех горьких днях из поколения в поколение…

Жительница Кокшетау Лидия Хаврушина историю семьи собирает по крупицам. Много лет она делала запросы в казахстанские и российские архивы, собирала газетные вырезки, внимательно слушала рассказы бабушки и мамы, других родственников… Ее мама Лидия Шульц стойко вынесла тяготы двух ссылок и всегда оставалась добрым и открытым человеком, искренне любящим жизнь. И детей своих воспитывала на тех же незыблемых принципах.

В первый раз большая и дружная семья Шульц из Саратовской области была сослана в феврале 1931 года. Семья была большая, 12 человек, однако жили небогато, всего хозяйства – корова и лошадь, на которой огород пахали.

– Можно сказать, раскулачили нас по воле случая. Пришла разнарядка: тех, кого посчитали кулаками, кто-то предупредил, и они вовремя скрылись. А большой семьей проще разнарядку по кулакам закрыть. Так мы под каток раскулачивания и попали… – рассказывает Людмила Степановна.

Ссыльных отправили в таежный край, где требовались рабочие руки – Коми АССР. Из Сыктывкара их вывезли вверх по реке Вымь на 150 километров и бросили в тайге. Там и построили они первые бараки. Сейчас на этом месте – поселок Ветью. До сих пор на мемориальной доске в честь его основания первыми запечатлены имена дедушки и бабушки – Федора и Софии Шульц…

Условий для жизни не было, в скором времени случился мор, из 3 800 дожили до весны всего 1 800 человек. Федор вместе со всеми работал на заготовке леса и распиле досок. В те далекие годы это делали вручную, и дед был «верховым» – направлял пилу.

Летом 1934 года Софии вместе с 11-летней дочерью Лидой удалось бежать. За восемь суток они преодолели больше 400 км, обходя все посты. Из провизии был только небольшой мешочек муки. К концу пути у Лиды распухли и отказали ноги, поэтому в поезд, следовавший в Москву, ее занесли на руках. Из Москвы они вернулись в родной Саратов. Там их приютил в своей землянке дядя Саша. Он работал в столовой и, как мог, подкармливал родственниц.

– Все, что оставалось несъеденным, дядя складывал в чашку и выносил во двор. Там в ограде была щель, у которой его уже ждала мама. Взрослых оттуда гоняли, а ее, девчонку, не трогали. У бабушки была цель: собрать денег, чтобы уехать в Грузию, где принимали на работу без документов. Через два месяца они смогли уехать и устроиться в чаесовхоз, и уже в Грузии к ним присоединились отец и брат Лиды. Так девочка в 11 лет стала участником стахановского движения, быстро и ловко собирала чай наравне со взрослыми.

А потом грянула война. В 1941 году – снова депортация, уже за то, что немцы. Сопровождали семью Шульц бригадиры Михаил Мания и Ивле Тардинави, пытались отстоять достойных работников, но тщетно. Их отправили по Каспийскому морю на баржах, где людей для экономии места перевозили стоя. В одно судно тогда попал вражеский снаряд и оно пошло ко дну… В Поти репрессированных посадили в большие вагоны без окон, в которых возили скот, и отправили в далекий Казахстан. На каждой станции конвоиры заходили в вагоны, чтобы безжалостно выбросить мертвых.

В конце ноября состав прибыл в Кокчетав. «Мама рассказывала, что природа встретила их неласково: снега почти не было, а мороз больше 38 градусов. За репрессированными приезжали на подводах, разбирали по хозяйствам, где не хватало рабочих рук», – вспоминает Людмила Степановна.

Так ее мама с родителями попала в колхоз Серафимовка Зерендинского    района, где репрессированных немцев приютила семья Нуяндиных. Жили в тесноте, да не в обиде: разгородили большую комнату, справа – репрессированные, слева – хозяева.

В феврале 1943-го Лиду с двоюродной сестрой отправили в трудармию сначала в Соликамскую, потом в Пермскую область. По ее воспоминаниям, в лагерь весной завозили пять тысяч человек. До осени доживали около 1 800 женщин и 800 мужчин… Начальник лагеря, бывший уголовник Васильев, любил выстраивать репрессированных и «проводить политпросвещение». «Усвойте раз и навсегда: у государства для вас нет даже клочка земли для могилы…» – говорил он. Самое страшное, что Васильев не врал: за поселком выкапывали ров, куда относили умерших, а после – разравнивали братскую могилу тракторами.

После войны репрессированные заметили послабления: меньше конвойных, лучше стали кормить… Однако отпускать рабочие руки не спешили. И Лида, как когда-то ее мама, решила бежать. Она слышала, что вышел указ об освобождении репрессированных и надеялась, что искать не будут. Так и вышло: через полгода скитаний, в декабре 1946-го упрямая девушка вернулась в Казахстан, в Серафимовку.

Здесь Лидию ждала судьба: вскоре она вышла замуж за Степана Дорогова, местного плотника, после победы вернувшегося домой. Мужчина один воспитывал двоих сыновей. Вместе вырастили еще троих, Людмила Степановна – средняя дочь. А дети репрессированных «в наследство» получали такой же статус. А это значит – нельзя поступить в вуз, нельзя уезжать из колхоза, заключать брак – только с разрешения… И таких семей в Серафимовке было немало: немцы, чеченцы, ингуши, татары, поляки…

Время было очень тяжелое, вспоминает Лидия Степановна. Зарплату в колхозе до 1954 года не платили вообще, была норма трудодней: полторы тысячи для женщин и три тысячи для мужчин. Не выработаешь – плати в пользу государства. Долго был голод: в совхозе в 54-м раздавали по 400 г хлеба на человека, и этому были рады. Документы начали получать только в 62-64 годах, и с ними уже можно было учиться.

Волю к жизни и веру в лучшее будущее давали тепло и доброта местных жителей. Они делились последним, помогали, чем могли. С особым трепетом относились к детям, стараясь приласкать, угостить, пожалеть.

– Нас никогда не обижали – ни словом, ни делом, – отмечает Людмила Степановна. – Бывало, встретишь на улице бабушку-казашку в красивом белом головном уборе – жаулыке. Она позовет к себе и обязательно сунет в руку что-нибудь вкусное – курт, коспа или баурсак, по голове погладит, как свою. А ведь нам с малых лет пришлось работать, все зерендинские лесопосадки пололи наши, детские руки…

Постепенно жизнь налаживалась. Людмила Степановна устроилась работать бухгалтером в дом отдыха потребсоюза, потом – на завод КДА. В девяностых, когда завод почти полностью встал, работала сторожем, вахтером в областном центре народного творчества. Там и проводили на заслуженный отдых.

– Все как у всех, – говорит о себе Людмила Степановна. – Вырастили с мужем трех своих дочерей и приемную девочку, сейчас у меня уже девять внуков, трое правнуков… Как бы ни было трудно, я ни разу не хотела уехать из Казахстана. Здесь нашли приют мои родители и теперь здесь моя Родина. Да, дети выбрали свою судьбу, все живут в разных городах России, есть и в Германии родственники, кто вернулся на историческую родину. Но мне не нужно родины другой.

В 2016 году Людмила Степановна была на сессии Ассамблеи народа Казахстана в г. Таразе. Там представители разных этнокультурных объединений проводили урок живой истории для школьников, рассказывали о репрессиях. Ее поразило, как реагировали дети. Они живо сопереживали, интересовались, задавали вопросы. В их глазах горели искорки настоящего интереса к истории своей страны, нашей общей Родины – республики Казахстан… И это, считает Людмила Степановна, самый верный залог мира и дружбы в стране.

Читайте также