Ко Дню памяти жертв политических репрессий и голода
Hyp—Султан, Караганда, Кокшетау, Петропавловск. Жители этих городов получили возможность увидеть спектакль Тбилисского государственного академического театра им. А.С. Грибоедова «с А.Л.Ж.И.Р.». Начальной точкой гастрольного тура, ставшего ключевым событием проекта «Расширяя границы», инициированного Акмолинским русским драматическим театром и реализуемого при поддержке акима области Ермека Маржикпаева, стал поселок Акмол.
Так что география гастролей славного своей более чем полуторавековой историей театра, очевидна: места, где в годы сталинских репрессий многим и многим тысячам его безвинных жертв довелось испытать нечеловеческие муки, где обрели приют депортированные народы. Где доведенные до отчаяния репрессированные, согнанные из разных республик СССР, сумели сохранить надежду, не утратить веру в людей, благодаря сочувствию, помощи казахов.
— Очень трудно выразить эмоции, которые испытываешь здесь — в Музейно-мемориальном комплексе жертв политических репрессий и тоталитаризма «АЛЖИР», — говорил Чрезвычайный и Полномочный Посол Грузии в РК Зураб Абашидзе на церемонии возложения венков к Стене памяти. — Хотел бы поблагодарить Первого Президента РК Нурсултана Назарбаева за то, что в Казахстане построен этот великий музей. Он не дает забыть то, что забывать нельзя — позорную страницу в истории СССР, которой нет оправдания. Чтобы подобное не повторилось. Нигде и никогда.
Директор Тбилисского театра Николай Свентицкий так описал эмоции актеров после экскурсии по музею: «Вышли подавленными. Говорить не хотелось. Только прозвучало: «Как будто в храме побывали».
— Посмотрите, это же фотографии мамы Булата Окуджавы, — подобные восклицания не раз звучали во время экскурсии. Ведь сама идея спектакля родилась именно здесь. В 2014 году театр гастролировал в Астане. На экскурсии в музее художественный руководитель театра Автандил Варсимашвили среди многих десятков знакомых каждому грузину фамилий увидел и выбитое в камне имя бабушки своей супруги Элисо Орджоникидзе — Нины Орджоникидзе-Лаперашвили.
Создание спектакля началось с огромной поисковой работы. Избранный жанр документальной драмы ответственен и сложен.
— Переписка с научными сотрудниками музея была многотомной. Работая над спектаклем, мы разыскали 287 грузинских узниц АЛЖИРа, — рассказывает Николай Свентицкий. — Звонили их детям, внукам. Но большинство из них не знали практически ничего.
И не потому, что не интересовались жизнью своих мам и бабушек. А потому, что те, пройдя все круги рукотворного ада, не хотели говорить об этом. Пытались стереть из своей памяти ужасы, что пришлось пережить.
— Если мне суждено выжить, я буду жить так, будто ничего этого не было в моей жизни, — эти слова произносит одна из героинь спектакля.
— Я буду помнить! — отчаянно восклицает другая. Помнить все — это помнить не только физическую боль, голод и холод, но и чудовищные унижения, которым подвергали намеренно, целенаправленно, чтобы растоптать чувство собственного достоинства женщин из древних аристократических родов, коих в АЛЖИРе было немало. Как же не вяжутся со ставшими музейными экспонатами изящными шляпками и модельными платьями из легкого крепдешина, в которых их вывели из родного дома, телогрейки, жуткие подобия брюк, которые пришлось надевать долгие годы.
«В каменный мешок, называемый «стаканом», площадью 10 кв. м набивали от 40 до 50 человек. И наглухо закупоривали. Окон, вентиляционных отверстий не было. Стояли по нескольку суток. Естественные надобности справляли стоя, будучи плотно прижатыми к друг к другу. Зловонный пар оседал на стенах мерзкой слизью. Умершие стояли, поддерживаемые живыми. Упасть тела не могли».
«ВОХРовцы делили женщин на три категории: «рублевые», «полурублевые», «копеечные». «Рублевые» доставались начальникам». За каждым словом, звучащим в спектакле, — документальные подтверждения. Сопротивляться насилию было невозможно. Помнить все — это помнить о детях, рожденных в бараках. Умерших, отнятых, живущих в детских домах под чужими фамилиями. — Мы должны знать и помнить, — говорит внучка Нины Орджоникидзе-Лаперашвили у плиты с именем своей бабушки. Когда бабушки не стало, Элисо Орджоникидзе было 10 лет. Взрослея, какие-то крупицы информации она получала от своего отца. Нина Лаперашвили была талантливой пианисткой. В тысяча девятьсот проклятом году (именно так звучит в спектакле) расстреляли ее отца — крупного церковного деятеля. Муж работал в правительстве, его расстреляли все в том же 1937. В АЛЖИР Нина Орджоникидзе-Лаперашвили прибыла одним из первых этапов. Семилетний сын остался с бабушкой. Вернулась в 1945. Ему — 16. «Гиви, я хочу сделать тебе подарок. Чего бы ты хотел?» И услышала: «Хлеба».
Как же изболелись сердца матерей, годами не знавших о своих детях НИЧЕГО. Первые два года переписка запрещена. Потом — четыре письма в год. Но доходили, передавались далеко не все. И вести в них подчас были тяжелыми.
Потрясающая по трагизму и глубочайшему психологизму сцена из спектакля. Весь барак в радостном ожидании усаживается слушать письмо с воли, от дочери своей подруги по несчастью. А в нем крик души ребенка, разрывающегося между любовью к маме и к… Советской власти. «Мама, как ты могла предать нашу Советскую власть? Скажи мне правду. Если ты не виновата, я не буду вступать в комсомол. Если признаешься мне, что виновата, я вступлю в комсомол и больше не захочу тебя знать. Не напишу ни одного письма». Ответ — пример высочайшей материнской любви и жертвенности: «Я виновата. Вступай в комсомол. Больше писать не буду». А ведь многим предстояло вернуться к выросшим без них детям, которым изо дня в день внушали, что их родители враги народа, предавшие Советскую власть, а она их поит, кормит, обучает…
— У нас работал актер, мама которого вернулась через 25 лет лагерей. Когда арестовали, ему было два года, — рассказывает заслуженная артистка Грузии Людмила Артемова-Мгебришвили. — Он делился: «Это была совершенно чужая женщина». Отчуждение не могли преодолеть до ее кончины.
Рассказала она и о том, что ее подруга, актриса Ариадна Шенгелая, познакомилась со своим отцом в 18 лет. Первокурсница ВГИКа неделю добиралась в Магадан, где он, осужденный на 25 лет лагерей, отбыл от звонка до звонка.
Вероятно, потому и доходит каждое слово актрис до глубины сердец зрителей, что за ними — не только высочайшее актерское мастерство, но и общение с теми, кто знает и помнит АЛЖИР, другие концентрационные лагеря, разбросанные по всему Советскому Союзу.
Немало таковых было и в переполненном зале Дома культуры поселка Акмол. «Ваши впечатления?» — спросила я у одной из зрительниц. И осеклась, увидев слезы: «Да я сама из крымских татар. Столько хлебнули…».
— Нам этот спектакль особенно близок и понятен, — говорил аким Целиноградского района Малгаждар Таткеев. — Мы делаем и будем делать все возможное, чтобы из сердец людей не стерлась память об этой трагической странице истории. Воздвигнутая на средства жителей района мечеть «Ана аруағы» хранит дух всех побывавших здесь матерей. Рядом — церковь, где люди молятся за невинно убиенных женщин, их детей. Сохранение памяти о наших общих страницах истории — залог крепнущей дружбы между народами Грузии и Казахстана.
Аплодисменты и цветы после спектакля — не только создателям спектакля, но и тысячам женщин, ставших прообразом его героинь, сохранивших благодарную память о людях, рискующих своей жизнью, но приходящих на помощь.
— Мы кланяемся всем казахам, проявившим сострадание, которое помогло выжить сотням тысяч репрессированных. Большое спасибо этой красивой огромной стране за то, что так хранит память. Мы кланяемся вам всем, -говорил Автандил Варсимашвили.
— Спасибо от всех жителей Грузии. Наш спектакль — дань уважения, преклонения перед женщинами, чьи имена находятся в этих скорбных списках, — продолжал Николай Свентицкий. — С полным правом можно говорить о том, что гений казахского народа и его властей еще и в том, что в вашей стране хранят историю такой, какова она была и есть, не замалчивая печальные, темные ее страницы.
Нина МИТЧИНОВА.
Фото Жаната ТУГЕЛЬБАЕВА.
