Мой сын, ты ушел в армию по своей воле. В день отправки в часть уже подстриженный наголо ты стоял в сиротливом нестройном ряду новобранцев и силился приободрить меня своим молодецким видом и веселой улыбкой, а в глазах твоих таилась тревога.
С того самого дня каждое новое утро я начинаю с молитвы. И каждый вечер пытаюсь представлять себе тот особый мужской мир, в котором, сынок, ты живешь уже без меня.
…В тот год ты пошел в школу. Я только и думала о том, как убежать пораньше с работы домой, потому что ты после уроков бродил по двору голодным, ведь я боялась разрешать тебе пользоваться газплитой. Однажды открываю дверь и в ужасе отшатываюсь — ты на пороге с лицом, залитым кровью. Смутная догадка осеняет меня:
— Сынок, кто это тебя?
А в ответ я слышу: «Мам, это я их!..»
Как отважно ты бросался на мою защиту, а однажды я всю ночь проплакала после того, что ты сказал мне: «Я женюсь только тогда, когда найдется такая, как ты, а такую где найдешь?»
Только сейчас, когда вся моя жизнь превратилась в одно сплошное ожидание, моя младшенькая дочь осмелилась рассказать о твоих детских шалостях, творимых вместе с ней в мое отсутствие. Ты усаживал сестренку в детскую прогулочную коляску, предварительно нахлобучив на ее маленькую голову каску, разгонялись с силой по всей квартире и врезывались на полном ходу в чугунную батарею. Вы выкрашивали синим пластилином трубу в ванной, переворачивали керамические кашпо, а землю, в которой росли цветочки, заметали под палас.
Судьба уготовила мне главную роль — матери, оставшейся с малыми детьми одной. С тех пор всю жизнь я сама принимала решения, сама себя заставляла, самой себе приказывала, надеялась только на свои ум и силы. Мое женское сердце забыло о природном даре любить и быть любимой мужем. Моей любовью стали мои дети: мой шаловливый старший сынок, мой любимый, тот; кто дороже всех, и моя нежная умница дочь. Я таскала на себе дочку, а сынок цеплялся за меня.
Как трудно быть женщине сильнее мужчин! Но надо было жить во имя жизни моих детей. Только они, мои сынок и дочка, стали смыслом и оправданием всей моей жизни. В моих детях всегда будет разливаться моя нерастраченная энергия. Я так любила ласкать их, за это меня судили и упрекали родственники, я покупала им игрушечные джипы и куклы Барби, а брат выговаривал мне за такие дорогие покупки. Я читала им на ночь «Чука и Гека», «Голубую чашку», «Судьбу барабанщика» Гайдара, а как мои дети просили перечитывать им «Тимура и его команду»!
Да, дети сами по себе не вырастут людьми… Я хотела вырастить их именно такими, какими восхищалась в жизни — надежными, сильными, умеющими держаться прямо.
В нас, одиноких женщинах, всегда можно разглядеть злое. Как бы мы ни трогали людей, какими бы приветливыми ни старались казаться — в нас все равно почувствуется недоброта, и это не просто промельки затаенных обид.
А может быть, это вовсе не зло в нас, а отсутствие любви. Это любовь уходит из нас, а то, что в нас осталось, оставшееся, люди-то и принимают за мелочность и озлобленность. Кажется, это дом темный, а ведь он не темный, это в доме нет света. Но если со мной рядом два моих птенца, я самый сильный и счастливый человек.
Помню, в детстве, дети становились такими притихшими, если я вдруг могла показать слабость. И тогда приходилось сдерживать слезы, днем счастливо улыбаться, ночью плакать оттоски.
Да, для каждой матери ее дети- всегда самые сладкие, умные, самые красивые, и они для нее действительно такие. Мать любит свое дитя, и грешное, и праведное, даже если от него отвернется весь мир. Страх за ребенка — это больше, чем страх за свою жизнь. Это страх за свое бессмертие.
Да, сынок, ты уже не похож на орленка, выпавшего из гнезда. Иногда я смотрела на тебя, возмужавшего, и думала, неужели это я мучительно родила. Когда-то, много лет назад, я впервые ощутила к тебе нежность и нашу нерасторжимость на земле.
А пока я тихонько шепчу про себя молитвенное материнское заклинание:
Помолимся вместе, чтоб этот Путь
Стал доброй твоей судьбой…
Ятвердо верю, что будеттак
Всей силой своей любви.
Твой каждый жест
И твой каждый шаг,
Господи, благослови!
Акмарал ЖАНДОС.