«Иногда мамы особенных детей требуют: устройте моего ребенка в университет, ЕНТ он сдать не сможет, он же инвалид, должны быть какие-то квоты. На вопрос, сможет ли Ваш ребенок учиться в университете, а потом работать по специальности, ответить не могут».
Руководитель ОО «Центр реабилитации инвалидов «Шанс» Василий Шиманский говорил об этом с болью: «Зачем зарождать напрасные надежды у молодых людей, страдающих, к примеру, ментальными нарушениями: «Вот получу диплом…» Надо здраво оценивать их возможности, как можно раньше определить сферу, где они смогут трудиться, готовить их к этому».
Василий Леонидович категорически против надомного обучения: «Знаю, что возникают «договорные» отношения между родителями и учителем: «Вы не приходите, в конце месяца подпишем все, что нужно». Если у ребенка есть хоть малейший шанс осваивать учебную программу, он должен пытаться делать это вместе со здоровыми детьми. Это и будет создание равных возможностей для дальнейшей жизни, в том числе и для работы на госслужбе».
Проблемы людей с ограниченными возможностями – часть интересного и принципиального разговора, состоявшегося на заседании круглого стола «Современная государственная служба: равные условия и возможности», организованного областным департаментом по делам государственной службы.
– Возможности для поступления на государственную службу и карьерного роста есть у каждого, все зависит от человека, – подчеркнула заместитель акима области Алтынай Амренова.
Практически все выступающие были единодушны в том, что квоты для отдельных категорий граждан действительно палка о двух концах. Как механизм так называемой позитивной дискриминации, они применяются во многих странах. Сегодня из 193 стран-членов ООН в более чем 100 странах работают гендерные квоты. В Центральной Азии 30% квот для женщин законодательно закреплены в Кыргызстане и Узбекистане. Возможно, как временная мера они имеют смысл. Во всяком случае до тех пор, пока не будут преодолены приведшие к фактическому неравенству последствия длившейся столетия дискриминации женщин, национальных меньшинств. Но когда страна и люди становятся иными, преодолевают архаизмы, то и необходимость в квотах, вероятно, отпадает.
Да и вообще, насколько наличие квот совместимо с принятой в европейских странах системой отбора, при которой человеческий фактор исключается? Благодаря обезличиванию данных кандидатов путем присвоения ID-номера и полной цифровизации процессов, фамилии кандидатов комиссия узнает лишь на конечном этапе, когда набранные баллы не изменить.
В Казахстане сегодня 55,7% государственных служащих – женщины. При этом доля женщин на руководящих должностях составляет 39,4%.
Выступая в феврале на форуме молодежного кадрового резерва, Президент выразил обеспокоенность гендерным дисбалансом среди политических служащих, где женщины составляют менее 10%.
Возможно, элементы дискриминации все-таки есть. Но очевидно, что кроются они не в системе поступления на госслужбу и продвижения по карьерной лестнице, а в нашем традиционном представлении о предназначении женщины.
Замуж еще не вышла? Когда рожать собираешься? Кому из девушек старше 25 лет не задают эти вопросы. Причем не только родные и близкие люди, но и едва знакомые. Ответ: «Пока не хочу, карьеру буду делать, – вызовет лишь осуждение.
Конечно, можно привести множество примеров, когда женщина состоялась и как мать, и как руководитель высокого уровня. Но чего это ей стоило! И практически за каждой стоят старшие родственники, муж, помогающие, понимающие, уважающие стремление быть полезной не только своей семье.
А если в семье установка: «Мужчина – главный, дело женщины детей растить», – то успехов на службе ожидать вряд ли стоит. Во всяком случае до тех пор, пока казахстанские отцы не будут стесняться уходить на больничный с заболевшим ребенком, брать на себя тяжесть ухода на время хотя бы части декретного отпуска.
Мы всячески чествуем многодетных матерей. Заслуженно. А вот тех, кто занимает высокие позиции в разных сферах, в том числе и на государственной службе, – гораздо реже. Разве что восьмого марта и в профессиональные праздники.
Надо сказать, что и в госорганах есть (вернее, возникают сейчас) новые возможности, чтобы женщины могли успешно совмещать материнство и профессиональную деятельность.
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Дистанционный формат работы, на который мы вынужденно переходили в пандемийное время, – как раз об этом. Согласитесь, что для матерей с малолетними детьми – это панацея. Хотя бы на время их болезни или в периоды, когда садик на ремонте или закрыт на карантин.
Но тогда придется пересматривать многое. Начиная с целесообразности турникетов, фиксирующих время прихода-ухода, разработки четкой методики, которая позволяет оценивать эффективность работника не по времени, проведенном на рабочем месте, а по количеству и качеству выполненных задач. Факторно-балльная система, о которой так много говорили несколько лет назад, так и не заработала. Да и касается она только оплаты, а не рабочего графика.
Но без существенной перестройки организации работы госслужащих, видимо, не обойтись. Иначе тенденция старения кадров станет еще масштабнее.
В национальном докладе о состоянии государственной службы в РК за прошлый год приводятся такие данные. Средний возраст госслужащих на протяжении последних лет – в пределах 39-40 лет. При этом продолжается снижение доли молодежи на госслужбе. Если в 2018 г. доля молодежи составила 24,6%, в 2019 г. – 23%, в 2020 г. – 21,6%, в 2021 г. – 18,1%, в 2022 году – 17,8%.
Руководитель филиала Академии государственного управления при Президенте РК Ержан Жаров озвучил данные, подтверждающие, что наша область, увы, не исключение: с 2019 по 2022 гг. количество молодежи до 29 лет сократилось с 21,2% до 14,3%. Несмотря на то, что начиная с 2023 года молодыми людьми стали официально считать всех, не достигших 35 лет, сокращение желающих посвятить себя госслужбе продолжилось. В профильных ведомствах, связанных со строительством, системой ЖКХ, ветеринарии старение кадров приобретает чуть ли не катастрофические масштабы.
Кстати, в нашем регионе в госорганах работают всего два стипендиата программы «Болашак».
– Разговариваю с выпускниками вузов, приглашаю на работу, – делится руководитель областного департамента по делам государственной службы Думан Абилев. – Но когда называю зарплату начинающего специалиста, в ответ слышу: «Да я натаксую больше».
Президентский кадровый резерв, действующий как социальный лифт для способной молодежи, – новшество, позволяющее выпускникам вузов, получившим специальность по государственным грантам, в течение года вне конкурса устроиться на некоторые должности в сельских и районных госорганах, определенную роль играет.
Но угроз, о которых идет речь в национальном докладе, они не снимают: «Снижение привлекательности госслужбы для высококлассных специалистов из-за роста заработной платы в других секторах экономики. Дефицит отдельных узких специалистов ввиду отсутствия предложений на рынке и учебных программ в вузах. Снижение интереса к госслужбе из-за изменения ценностей у молодого поколения. Кадровая стагнация из-за низкой сменяемости персонала. Нестабильность кадрового состава и потеря институциональной памяти при высокой сменяемости в отдельных госорганах».
Вместо популярного когда-то термина «перестройка» сейчас употребляют «модернизация». Она должна происходить быстрее. И главное – учитывать изменившиеся реалии, в том числе и социокультурные.
