«Пойте и ходите. Как актер ходите. Читайте монолог. Громче. Ходите и думайте. Страдайте! Больше страдайте. Возмущайтесь. Делайте что-нибудь. Пойте! Пойте и страдайте».
Голос постановщика спектакля «Клоун» Батырхана Сабыра доносится из зала, а по сцене мечутся растерянные актеры, пытаясь выполнить эти команды.
Но, пожалуй, слова «зал» и «сцена» здесь не совсем точны. Потому что в ART – пространстве – четвертой сценической площадке областного русского драматического театра — граница между ними условна. Почти так же, как граница между актерами и зрителями.
«Стендап – сатира», — так молодые актеры определили жанр созданного им спектакля. А значит: «перед живой аудиторией», «говорить напрямую со зрителями».
Это удалось сполна: и аудитория, живо реагирующая, и разговор не просто прямой, но откровенный настолько, что порой хотелось глаза отвести от актера, решившегося рассказать о своих личных переживаниях. Даже о том, что принято скрывать, стыдиться даже в юности. А с возрастом – глубоко-глубоко «загнать в подкорку». Только иногда внезапно вздрогнуть: «Это же было со мной. Вот почему я сейчас такой».
Что касается сатиры, то здесь сложнее. «Обличение явлений», конечно, налицо. И еще какое! А вот что обличают, что высмеивают создатели спектакля? Проще всего сказать, что свои юношеские мечты и грезы. Или «взрослый» мир, от неискренности и прагматизма которого они пытаются «спастись на сцене», став актерами? Или то, что мы сегодня называем «традиционные ценности», не приемлющие отношения к миру, отличного от взгляда далеких предков? Не знаю. Сколько зрителей – столько и ответов.
Пять «клоунов» – пять монологов. Разных. «…В детстве я хотел быть архитектором, но…». «…Мне пророчили президентское будущее… ». «Я – дедушкин внук. Любимчик, «король семьи». Дед был врачом. Я тоже хотел быть врачом. Но выбрал искусство. Я стал тем, кто может сыграть врача».
«В детстве я любил сидеть на парте. И сейчас люблю сидеть на столе. Почему – не знаю». Но заканчиваются монологи одинаково: «Меня зовут… Мне 24 года. Я – актер».
А между детством и сценой – разочарования и восторги, и «гамлетовское», звучащее в спектакле как «Играть или не играть?». Но, глядя, на молодых актеров, понимаешь, что для них это равносильно классическому «Быть или не быть?».
Личные истории так переплетаются с цитированием классиков, что порой и не поймешь, где заканчиваются слова «от автора». Наверное, потому что многие и многие поколения ищут ответы на одни и те же вопросы.
«Разве ты не чувствуешь, что все обычные, а ты особенный? Правда в том, что ты – самое главное, что есть на земле. А потом понимаешь, что ты не избранный, ты – ничего особенного. Ярчайший представитель «так себе». Что такого ты сделал, чтобы изменить мир? Ты что здесь делаешь? Не сейчас, а здесь – на Земле. Какова твоя миссия, избранный?».
Монолог из пьесы Николая Эрдмана «Самоубица» звучит так, как будто обращен лично к тебе, кажется, напрочь забывшему, что были моменты, когда и ты думал о суициде и о том, что там, за роковым выстрелом.
«Что такое секунда? Тик-так. Да, тик-так. И стоит между тиком и таком стена. Да, стена, то есть дуло револьвера… И вот тик, молодой человек, это еще все, а вот так, молодой человек, это уже ничего. Ни-че-го. Понимаете?».
«Человек есть клетка. И томится в этой клетке душа. Это я понимаю. Вы стреляете, разбиваете выстрелом клетку, и тогда из нее вылетает душа. Вылетает. Летит. Ну а, если клетка пустая? Если души нет. Что тогда? Как тогда? Как, по-вашему? Есть загробная жизнь или нет? Я вас спрашиваю? Отвечайте мне. Отвечайте!».
Весь спектакль – мучительный, обнаженный поиск ответов на вечные вопросы бытия. И даже небытия. И то, что в самой первой сцене актеры снимают со стены портреты аль-Фараби и Абая, не реагируют на окрики наблюдающего за ними старца, вовсе не означает что они готовы сами сбросить их заветы «с корабля истории». Нет. Из наследия они выбирают то, что созвучно их душам, то, что дает надежду на вечные, но такие мучительные вопросы.
«…Нет ничего предосудительного в делах благонамеренных. Но два условия: человек должен утвердиться в своей вере. И во-вторых, не довольствоваться тем, что знает, постоянно совершенствовать. «Глупый смех равносилен опьянению. Опьянение ведет к проступкам. Разговор с хмельным причиняет головную боль». Слова Абая и в этой пьесе звучат так органично, будто написаны сейчас и именно для нас. Как и слова из Священного писания: «Давайте и воздастся вам».
А эти прозвучавшие в спектакле слова великого философа Великой степи – «Человек рождается на свет с плачем и уходит, скорбя. В промежутке между этими двумя событиями, так и не изведав истинного счастья, не распознав до конца ценности и неповторимости дарованной ему жизни, он бездумно прожигает ее в унизительных ссорах и недостойных спорах. Спохватывается, когда жизнь уже на исходе. И только тогда начинает понимать, что ни за какие сокровища мира невозможно продлить ее хотя бы на один день» – разве не есть достойный ответ на отчаянные метания «Самоубийцы» Эрдмана? И не только его.
И эти философские, довольно сложные для восприятия сентенции молодые актеры смогли донести так, что не просто вслушиваешься в каждое слово, но запоминаешь его. А потом – думаешь…
Пантомима, сценография, музыка, причем музыкально одаренные ребята живого звука не боятся, «приколы» молодежные… Они снимают напряжение, работают на конечную цель авторов «Клоуна» – думать, остановиться, если вдруг оказался на краю пропасти, понять, что надо выполнять команды режиссера, в роли которого выступает сама жизнь. Но как любой режиссер, она может внести коррективы в наш личный сценарий. Если мы этого захотим.
P.S. После спектакля разговаривала с давним знакомым. 37 лет, образование (не диплом, а именно образование) – великолепное, без преувеличения «вырос» в алматинском ТЮЗе. Коренной алмаатинец, 14 лет живет в Щучинске. На спектакль приехал специально. В восторге: «Я вспомнил себя – подростка, лучше пойму своих подрастающих детей».
Нина МИТЧИНОВА.
Фото Берика ЕСКЕНОВА.
