«Не хотите ребенку помочь?», — к кому из жителей Кокшетау с этим вопросом не обращались молодые люди в самых оживленных местах областного центра, в основном – у входа в супермаркеты.
Ребята приличные, очевидно, студенты, у каждого – надежно опечатанная урна, на ней – информация о больном ребенке, название фонда, на счет которого пожертвованные сердобольными гражданами деньги поступят.
С несколькими из них разговаривала зимой, вернее – пыталась поговорить, имя свое называли, на просьбу назвать фамилию, учебное заведение – настороженное: «А Вам зачем?». О фонде, ребенке, которому призывают помочь представления не имели. Себя называли волонтерами. На вопрос о том, почему решили ими стать – молчание.
Мое служебное удостоверение вообще производило действие разрушительное – беседа прерывалась окончательно. Что очень странно. Общалась со многими нашими волонтерами (не только с руководителями организаций), знаю, что о своей работе говорят буквально взахлеб, называют имена пожилых, людей с ограниченными возможностями, которым помогли, подружились, планами делятся, рассказывают о том, как волонтерство изменило их жизнь.
Горожане, наверное, обратили внимание, что ребята с урнами появляются как-то периодически, неделя-вторая и исчезают. Но вот буквально несколько дней назад увидела девушку с такой урной во дворе торгового дома «Арбат». С традиционным вопросом: «Не хотите ребенку помочь?» она ни к кому не обращалась. Подошла к ней сама. И опять:
«А Вам зачем это знать?». Объяснила: я корреспондент, она находится в публичном месте, разговаривать, задавать вопросы, фотографировать имею право. В итоге узнала только имя (Наташа), адрес офиса фонда и то, что ей туда посоветовала прийти подруга, сказав, что можно заработать «может, тысячу, а может даже две, зависит от того, сколько люди денег сдадут».
Позвонила по указанному на плакате телефону мамы, для дочери которой призывают сдать деньги. Слышу: «Для этого абонента голосовая почта отключена».
Пошла я в офис. На двери табличка: «Отлучилась на 15 минут, звонить по телефону… Анна». Позвонила: «А Вы кто такая? Я не буду разговаривать неизвестно с кем».
На мою готовность прийти в другой раз, показать свое корреспондентское удостоверение: «Я всего лишь старший волонтер. Разговаривайте с нашим куратором Ольгой». Звоню Ольге: «Хочу написать о вашей работе». В ответ: «Зачем? Надеюсь, будете писать в положительном ключе?». Мой ответ «Ну, это как получится, в зависимости…» ее явно не устроил: «Меня в городе нет. Приеду – позвоню».
И как-то мне показалось, что звонка я не дождусь. Ну, «гугл в помощь». Вопросы к фонду «Үміт жарығы» («Луч надежды») возникли не только у меня, но и у журналистов Костаная, Атырау… Прочла о том, что «именно деятельность этой организации после многочисленных жалоб жителей повлекла проверку правоохранительных органов, по итогам которой фонд прекратил работу в Караганде, Усть-Каменогорске».
Обратилась в областной департамент юстиции: филиал фонда «Үміт жарығы», головной офис которого расположен в Алматы, у нас не зарегистрирован. Но офис есть, стоимость аренды помещения в деловом центре, расположенном в центре города, явно недешевая. Сходила туда еще дважды – закрыт, Анна вновь «отлучилась на 15 минут». Позвонила, чтобы назначила удобное для нее время встречи. В ответ: «Какое вы имеете право? Вы «желтая» пресса. Я вообще газет не читаю, но вы все – «желтые»!
Признаюсь, что с таким уровнем агрессии и закрытости общественной организации столкнулась впервые.
Звоню в головной офис. Приятный мужской голос: «Вы позвонили на горячую линию фонда «Үміт жарығы». Молодой (видимо) человек Бахтияр объяснил, что работают в нашей области не как филиал, а как представительство, поэтому регистрация в органах юстиции не обязательна. Волонтеры получают вознаграждение в размере 20% от собранной суммы, что не противоречит Закону РК «О волонтерской деятельности». Почему голосовая почта на телефоне у мамы девочки отключена не знает. Правда, предложил соединить с ней минут через 15. Отказалась. Возникли у меня сомнения: с чьей именно мамой я буду говорить.
Переговорила с руководителями волонтерского центра «Феникс» Алтынбеком Гапесом и «Доброе сердце» – Ириной Катуховой: «Наши волонтеры с урнами не ходят. Мы категорически против этого. Помогаем своим трудом. Если нужно деньги собрать для кого-то – устраиваем ярмарки благотворительные. У нас все прозрачно».
Перипетии моего двухдневного журналистского расследования излагаю максимально близко к содержанию телефонных разговоров, дабы не быть обвиненной в искажении фактов.
Класть деньги в урну, тщательно обмотанную скотчем, или не класть – каждый решает сам. Я – не буду. Потому что теперь знаю, что 20% уйдут волонтеру. А есть еще старший волонтер, куратор, руководитель и сотрудники фонда в Алматы, плюс аренда офисов, явно недешевая… И негде узнать, сколько же денег дойдет до больного ребенка…
Так что подлинного волонтерства в случае с фондом «Үміт жарығы» не увидела. А может, я не права? Давайте обсудим.
