Выбор доктора Кабаргина

Профессионал

В легендарном советском фильме «Офицеры» присутствует эпохальная фраза: «Есть такая профессия — Родину защищать». В лечебной отрасли имеется схожая профессия в таком же благородном статусе: тяжелобольных, иногда совсем безнадежных, от смерти спасать. Имя у нее — реаниматология. Царь и бог в ней Юрий Кабаргин, посвятивший любимому делу более 40 лет.

Пожалуй, хвалебная ода в честь известного на севере страны доктора, заведующего отделением реаниматологии Акмолинской многопрофильной областной больницы, главного нештатного токсиколога региона закончена, закончена по его настоятельной, я бы даже сказал, принципиальной просьбе. С первых же минут нашей с ним встречи предупредил о своем «специализированном» характере, кстати, благодаря которому и стал реаниматологом-анестезиологом после окончания мединститута.

Походим возле этой, безусловно, интересной темы вокруг да около, постепенно собирая в единое целое образ нашего героя. Рассказывая о профессии, взвешивает каждое слово, ловит мой взгляд по этому поводу и произносит: «Думаете, что я заторможен, нет, все в норме, просто двое суток не спал. Сначала сан-авиация в отдельный район, затем консультация, осмотр тяжелобольного…».

Между прочим, именно реаниматолог в санавиации наиболее ценный и востребованный специалист, на которого возлагается ответственность за жизнь человека во время его вынужденной транспортировки в областную больницу.

— Санавиация — та же койка на колесах, — углубляет в предмет разговора Юрий Викторович. — Машина едет, самолет летит, а в это же время работают все экстренные лечебные процедуры, где за реаниматологом решающее слово.

Слово «реанимация», согласитесь, пугает, подает сигналы бедствия: здоровье пациента в опасности, может произойти летальный исход. Вот тут и начинается «шаманство» Кабаргина. Читатель в конкретном случае ждет благополучного продолжения — «шаманство» при абсолютной гарантии. Увы, подобного в медицине не бывает. При максимальной гарантии — да, именно у Кабаргина подобный исход чаще всего и получается.

В областной многопрофильной больнице одна история, связанная с чудодейством Юрия Викторовича, много лет преподносится наглядным уроком редчайшего таланта и профессионального мастерства. В приемный покой поступила женщина, считай, без признаков жизни. Осмотрели ее профильные врачи и сделали вывод: «Медицина бессильна». Скорей всего для проформы отправили к умирающей, случай произошел примерно 30 лет назад, молодого реаниматолога Кабаргина.

Через некоторое время возвращается он в ординаторскую с видом полководца, проигравшего битву. Коллеги посочувствовали ему, заявив, дескать, привыкай, в нашей работе разное случается. В ответ услышали: «Хватит справлять панихиду, больная переведена в общую палату». Вздумал нас разыграть, недоумевали они, поспешив удостоверится в происшедшем чуде собственными глазами. Слова реаниматолога оказались сущей правдой. А молодой доктор в те минуты не считал себя героем дня, по его глубокому и искреннему убеждению он ответственно делал свою любимую работу.

Таким Кабаргин был 30 лет назад, таким остается по сей день. Хвалебные речи в свой адрес не принимает ни под каким соусом, хотя причины для этого возникают на каждом шагу. Начиная ему льстить, причем вполне заслуженно, из друга можешь превратиться в недруга. Ловлю себя на мысли: небывалая скромность, как правило, уживается с таким же талантом. В Кабаргине, судя по всему, эти качества прижились раз и навсегда. Сразу дал понять и мне — позиция незыблема при любых обстоятельствах.

— Назовите несколько примеров, когда безнадежно больного удалось вернуть в жизни? — задаю ему вопрос, тут же понимая его некую несуразность, потому что эти примеры имеют место быть едва ли не каждый день.

Он пропускает его мимо ушей, а чуть позже в ответ слышу: «Зачем обо мне, да обо мне, давайте о профессии». Кстати, о случае, который упоминался выше, когда молодой реаниматолог спас умирающую женщину, поведал заместитель директора областной многопрофильной больницы Дмитрий Чайков, за что Кабаргин наградил его укоризненным взглядом. Больше к этой теме не возвращались, было понятно — в глухую стену стучаться бесполезно. Итак, о профессии. «Врачи общей практики, узкие специалисты радуются любой удаче, анестезиологи-реаниматологи в центре внимания оставляют каждую неудачу…». Слушаю его внимательно, стараясь не пропустить каждую мелочь в профессиональных особенностях. Для читателя: реаниматолог и анестезиолог две родственные специальности, так сказать, близнецы-братья. Говоря о реаниматологе, подразумеваем анестезиолога и наоборот. Дальше в тонкости вдаваться не будем, цель другая — лучше узнать Кабаргина, его уникальные способности и возможности.

Правда, мои намерения не совсем удаются, но, как говорят в подобных случаях, поживем — увидим. Продолжим о неудачах, которые конкретно у реаниматологов состоят главным образом из летальных исходов. Факт может быть даже ключевым для их профессионального опыта и мастерства.

—  Неудачи, если на них смотреть как на научную и опытную площадку, позволяют совершенствовать твои навыки, мастерство, знания, — как мантру повторяет доктор. — Совершенствовать, выходит, не повторять ошибок, а раз так, неудач становится меньше, спасенных жизней больше…

— Работа над ошибками влияет на общий показатель смертности? — задаю вопрос.

—  В какой-то степени, наверное, влияет, но лично меня волнует другой показатель, — отвечает он. — Когда человека, казалось бы, уже нельзя спасти, а ты его спасаешь, это вторая статистика, куда более близкая для любого реаниматолога…

Институт окончил в 1980 году. Почему не пошел в терапевты, невропатологи, кардиологи, хирурги, специальности модные, выигрышные, в том числе и в материальном плане? Характер мышления другой — его слова, не мои. Таким образом в нашу беседу начинают проникать элементы философии. Характер мышления — из этой оперы. По его словам, профессия реаниматолога-анестезиолога во многом состоит из экстремальных случаев, где часто встает вопрос ребром: быть на этом свете или не быть?

«Профессия реаниматолога, — слушаю Кабаргина дальше, — состоит из 1000 мелочей, причем, одинаковой важности. Где-то дашь маху, сделаешь не то движение — вопрос жизни или смерти на пороге. Ответственность зашкаливает, нагрузки словами не передать, а потому прийти в наш цех мало желающих, наоборот, наблюдается отток». Монолог, кажется, заканчивается и вдруг любопытная фраза: «Кому понравится жизнь из окна…». Ее следует понимать так: реаниматолог-анестезиолог полностью «привязан» к больнице, каждую минуту, в любое время суток, в праздники и выходные могут позвонить и вызвать спасать человека.

Виртуально примеряю эти обязанности на себя, смог бы или нет существовать в подобном режиме? Признаюсь честно, не смог бы. Такие же вопросы задают себе выпускники медвузов. И многие отвечают: специальность не для нас. Тоже характер мышления, но уже противоположного направления со множеством профессиональных послаблений.

Кабаргин часто обращается к восточной медицине. Дух, тело, мироощущения, поведение подсознания — в его лечебном багаже на почетном месте. Дружба с этим «предметом», требующим ежедневного совершенства, помогает добиваться эффективных результатов. На себе испытал его пользу. В молодости, активно занимаясь спортом, травмировал спину. Простоять на ногах без движения и 15 минут было трудно. Будучи врачом, понял — кроме себя никто ему не поможет.

В оздоровительный процесс включился «препарат» — дух и тело. Времени, физических усилий потрачено немало, зато «капремонт» спины до сих пор не дает сбоев. Между прочим, Кабаргину 62, а без утренней гимнастики день не начинает. Это я так, на заметку его курдасам. Теперь понимаю и делаю вывод — классный врач должен быть своего рода и вправду философом.

Если он говорит, что жизнь реаниматолога проходит в основном из окна, разумно ли спрашивать о хобби. Попытка не пытка, Кабаргин опять уводит в философию: «Древние мудрецы утверждали, у каждого человека должен быть свой райский сад, где можно беззаботно, с удовольствием, для души отдохнуть. У меня таким райским садом являются книги, люблю фантастику…».

Еще с одной стороны раскрывается наш герой. От него впервые слышу  фразу  «синдром   профессионального выгорания». Для реаниматолога он актуален в первую очередь. Помните, жизнь из окна… Затем переводит эту фразу на бытовой язык: «В конце концов устаешь, не те годы, не те силы».

— А как же дух, тело? — спрашиваю его.

— Они также устают, отдавая энергию, тем более большими порциями для спасения человека, — звучит ответ.

Каким бы ни был закаленным духовно и физически Кабаргин, один в поле не воин. Соглашается со мной аж бегом. В отделении у него восемь врачей. Называет фамилии Индиры Сарабаевой, Владимира Вурца, Марата Баширова, других. Костяк крепкий, грамотный, его личная оценка, — на него всегда можно положиться. Для себя делаю заметку: при таком наставнике иначе быть не может.

Директор областной многопрофильной больницы Нурлан Жаров называет реаниматологов бойцами невидимого фронта. Если разобраться, оно так и есть. Мы, пациенты, напрямую к реаниматологам, как к врачам других специальностей, не обращаемся, попадаем в их руки, находясь между жизнью и смертью, а потом зачастую не можем сказать элементарное спасибо. Выписывают в общую палату также не в лучшем состоянии, редко видим своих спасителей в глаза.

Прием пациентов, как известно, реаниматологи не ведут. Вот он невидимый фронт. Зато конечный результат, спасенная ими жизнь, покрывает всю профессиональную незаметность, делает эту специальность одной из главных в медицине.

Один знакомый больной (бывший больной), фамилию просил не называть, боясь сглаза, по секрету сообщил: «Находясь под присмотром доктора Кабаргина, о загробной жизни думать рано…». Он за один год трижды оказывался в реанимации после тяжелых травм и каждый раз возвращался домой с полностью восстановленным здоровьем.

Александр КУЗЕННЫЙ.

Читайте также