Приказы не обсуждают

Каир Касенович Темиртаев — ветеран войны в Афганистане, вспоминает боевые действия с тяжелым сердцем.

«Запах опасности… он до сих пор тревожит душу. Мы ведь жили между жизнью и смертью, и в наших руках тоже были чья-то жизнь и чья-то смерть. Был приказ. Приказы не обсуждаются, начни обсуждать — это уже не армия. Нам офицеры часто цитировали слова Фридриха Энгельса: «Солдат должен быть, как патрон, в любое время быть готовым к выстрелу», — начинает свой рассказ воин-интернационалист. — Меня, спортсмена, увлекающегося борьбой и гимнастикой, в армию призвали экстренно, потому и проводы в родном Степняке были быстрыми. Карантин в Самарканде ясно дал понять новобранцам — нас ждет Афган. Тех, кто хотел продолжения службы в России, ждал Саратов.

С апреля по декабрь 1984 года я прослужил в роте технического обеспечения вертолетов: приходилось поначалу молодому бойцу и охранять аэродром, и топливо заправлять, и кочегаром поработать, смена караулов — дело привычное… В молодые мои годы, не стирающиеся в памяти и поныне, нелегко возвращаться.

Часть, где я служил, расположена была под Кабулом, причем у самой трассы, что означало постоянные перестрелки, к которым невозможно привыкнуть.

Вспоминать Афган до сих пор тяжело, мы теряли в далеком краю здоровье, теряли ставших товарищами однополчан и командиров, терпели мытарства, но не сдавались. Ночь в Афгане не наступает, а падает на тебя. Но не было сна даже от усталости, ворочались от холода и тревожных мыслей. А днем жара стояла такая, что железо лопалось от зноя на крышах дуканов. Конечно, согревала мысль, что в родном Степняке за меня переживает и не спит ночами моя мать Фазиля, вспоминает и думает отец Касен, верят в меня, плачут и молятся любимые сестры Жумабике, Айжан, Жумаш… Казалось, тогда краше нашей степи, просторов родных, нет на свете земли.

Из писем, что постоянно посылала сестра, узнавал о жизни в родном Степняке, о том, что нового происходило у соседей, каждая весточка напоминала о том, что есть на этом свете, кроме грохота орудий, пыли и каменных гор, другая мирная спокойная жизнь. Как начинаешь ценить то малое, что связывало нас на чужбине с родиной. Дорогое, далекое… Товарищ мой, родом из Беларуси, Сулковский, мы с ним сдружились, рядом с ним становилось легче на душе, он много шутил, это спасало и поддерживало в трудные дни.

Часто после возвращения из Афгана приходилось слышать, что происходившее в течение долгих 10 лет признали роковой ошибкой, чуть ли не авантюрой, что ни нам, ни афганскому народу не надо было этой необъявленной скрытой войны. Как в таком случае назвать государство, нас пославшее воевать?.. И кто тогда мы все? Мне до сих пор, когда вижу горы, кажется, сейчас начнется обстрел. Не надо нас расспрашивать о том пережитом — такими, какими мы были до той войны незнаменитой, мы уже никогда не станем. И у каждого, прошедшего Афган, есть что скрывать. До конца никто не раскроется. И то, что на тот момент в Союзе происходило, та другая жизнь до нас не проникала. До войны ты был одним, но после — ты иной…

После возвращения домой ровно год я пробыл на лечении в больнице, врачи никак не могли определить, чем вызвано тотальное поражение желудка и отравление кишечника. Помочь преодолеть недуг помогли в Москве, куда меня отправил военком Жумабеков, лечение проходило в реабилитационном центре санатория «Русь», где мной лично занималась профессор Виноградова. Так меня спасли, ведь я практически уже прощался с жизнью».

Алия АХЕТОВА.

г. Степняк.

Читайте также